обо мне  |
|
|
 |
Воспоминания про Пуксоозеро Пуксоозеро в середине прошлого века Я родился в Плесецке в мае 1941 года. А через два месяца отца мобилизовали в армию. Мама уехала со мной в деревню Марковскую недалеко от Каргополя к родителям отца. Война закончилась, у отца более или менее определилось положение, и он вызвал нас к себе. Ранней осенью – было еще тепло - в 1945или 1946 году мы приехали в Пукоозеро. Отцу дали жилье на Пятом. Это была небольшая квартирка из двух комнат, пристроенная к пустующей казарме (лагерь там был ликвидирован и воинская часть была уже не нужна). Она стояла на высоком берегу речки. Перед отъездом из деревни мама сшила мне что-то среднее между полупальто и курточкой из материала, выданного отцу на форму. Двоюродный брат Саша пошил небольшие сапожки. На следующий день после приезда, надев обновки, я побежал к речке. У воды я почувствовал какой-то запах, но не понял, что он означает. На берегу лежали камни и я, прыгая по ним, стал приближаться к воде, чтобы посмотреть, не водятся ли рыбки. Камни оказались скользкими (это потом я узнал, что они покрыты разлагающейся целлюлозой, потому что в речку сбрасывалась сточная вода завода после промывки целлюлозы – отсюда и запах). В результате я поскользнулся и шлепнулся в воду. С ревом прибежал домой и мама, переодев меня, постирала мою одежду. Через какое-то время курточка высохла, но носить ее было уже нельзя: при встряхивании из нее сыпалась мелкая целлюлозная пыль и сколько мама ее ни выколачивала, сделать ничего не удалось. Так я познакомился с речкой Пуксой. Кстати, в старших классах, когда нас отправляли в сентябре в колхоз помогать уборке урожая, ездили мы в какую-то деревню в Церковном. В ней Пукса впадает в другую речку. Так вот вода была вонючей и там. А это несколько десятков километров. На Пятом мы жили около года. Наверное в силу малого возраста, я почти ничего не запомнил. Только и помню то, что в поселке были пустые здания, ограда из колючей проволоки; что зимой было очень холодно, хотя печка топилась круглые сутки и, что там я переболел краснухой. А потом мы переехали на «Девятый». Отцу дали комнату, а затем отдельную небольшую квартирку в доме, адрес которого сейчас Обводный канал, 25. В этом доме я и жил до 58-го года. Дом, кажется, еще цел и на фронтоне, обращенном к озеру, можно увидеть крупно вырезанные инициалы - мои и моего товарища Володи Баженова: С.Н.А. и Б.В.Л.. Потом я неоднократно приезжал в Пуксоозеро, но не регулярно. Итак, каким же был тогда поселок? Он состоял из нескольких поселочков с названиями: «Четвертый», «Пятый», «Девятый» и «Семнадцатый». Эти названия были в ходу, по крайней мере, у жителей «Девятого». Соответствовали они номерам лагерных пунктов, располагавшихся в них, а «Семнадцатый» - от сокращения названия станции «Семнадцатый километр» железнодорожной ветки. «Семнадцатый» с самой большой численностью населения был центральным. Он имел всего несколько улиц: Школьную, Советскую, Заводскую, Вокзальную, Центральную. В центральной части, где сходились улицы, стояла деревянная вышка метров 30 высотой. Иногда нам удавалось проникнуть на нее, хотя обычно и не пускали. С этой вышки открывался замечательный вид на окрестности Пуксоозера, особенно в солнечный летний день. Там обычно был дежурный, который осматривал окрестности, чтобы вовремя обнаружить лесной пожар. А бывали они в летнее время часто. На «Семнадцатом» были почта и больница, завод и управление, центральные ремонтные мастерские, школа, интернат для учеников, заводской клуб и еще кое-какие другие заведения. Завод в определенные часы давал гудки, по которым рабочие шли на смену, по ним же сверялись часы. Слышно гудки было далеко, так что и в лесу по ним ориентировались. «Четвертый» расположен рядом с заводом. «Пятый» и «Девятый» - на некотором удалении от «Семнадцатого». Между «Девятым» и «Семнадцатым» был лес, где мы собирали ягоды и грибы. Каждый поселочек жил своей жизнью. Да оно и не удивительно. Так, на «Девятом» было почти все нужное для жизни: магазин, пекарня (туда мы часто заглядывали попить квасу, целую бочку которого делали работницы пекарни), электростанция, баня – она, правда, была в зоне, но для «вольных» работала один день в неделю. Роль клуба выполняла солдатская казарма, в которой иногда показывали кино. Жилось трудно. Практически все «вольные» жители имели свое хозяйство: сажали картошку и овощи, держали животных, кто корову, кто коз, овец, поросят, куриц или кроликов. Ловили рыбу, охотились, собирали грибы и ягоды. За грибами для заготовки на зиму ездили на Пуксу – там места грибные. За малиной ездили на вырубки заброшенных лагпунктов – на 14-м, 16-м, 20-м, иногда других. Кроме названий по номерам эти места имели и обычные названия, помню Выежозеро, Пурнозеро, Салтозеро, еще Квандозеро, но его проезжали. Другие ягоды – бруснику, чернику и клюкву собирали на шестой бирже, в восьмом квартале, на близлежащих болотах и даже на островках речки и на болотистом берегу озера. Как-то на торфяных ямах за плотиной я нашел голубику и потом ежегодно собирал, но ее на зиму не заготавливали, а ели свежей. С начала 50-х годов «Семнадцатый» начал расстраиваться – население стало увеличиваться, приехало много военнослужащих – видно лагерной системе потребовалось более солидное управление. Дома строились в сторону «Девятого», была построена больница управления. Да и «Девятый» стал расширяться в сторону «Семнадцатого». Построили несколько частных домов, а потом четыре казенных финских домика. До этого на «Семнадцатом» было одно здание школы, недалеко стоял интернат, в котором жили ученики с лагпунктов. Школьников прибавилось, школа стала мала. Наш 4-й «В» класс временно отселили в приспособленную квартиру только что построенного дома напротив заводской больницы. Отдельно от остальных классов учиться оказалось трудновато. Хозяином положения была учительница - Галина Ивановна – это она решала, когда закончить урок и уж если наметила кого-то спросить, то звонок спасти не мог – его просто не было. Правда и мы, убегая на соседний строящийся дом, могли устроить перемену подольше, но вообще-то не злоупотребляли. Вообще не помню, чтобы в школе кто-то прогуливал. Только весной в большую перемену иногда зачем-то бегали на старое кладбище, расположенное прямо за школой (сейчас там стоят жилые дома) и опаздывали на урок. К весне построили второе здание школы, и наша школьная жизнь пришла в норму. Потом построили здание, в котором разместился спортзал и мастерские – нас стали обучать минимальным основам слесарного и столярного дела, мы рубили лист железа зубилом, опиливали напильником и даже делали табуретки. В старших классах изучали автомобиль – полуторку ЗИС. На практические занятия ходили в ЦРМ и особенно прилежным доверялось проехать сотню метров. Бывали мы и на заводе. Помню поразили два цеха – кислотный и кислородный. Первый – ужасными условиями работы, второй - интересным рассказом и демонстрацией свойств кислорода. Что же страшного было в кислотном цехе? Дело в том, что серную кислоту для варки целлюлозы производили на месте. В печах сжигали серу, а продукты сгорания отводили не в трубу а в нижнюю часть так называемой «турмы» - деревянной бочки с диаметром около двух метров и высотой метров десять. В «турму» были загружены куски известняка, которые поливались сверху водой. Известняк был катализатором, на котором вода и серный газ образовывали раствор серной кислоты. Печи были открытые, и в цехе из-за серного газа дышать было невозможно. Рабочие ходили с противогазом, вернее только с фильтром от противогаза, трубку от которого брали в рот и так дышали. С потолка падали капли серной кислоты, суконные спецовки очень быстро приходили в негодность, несмотря на то, что на плечи нашивалось несколько слоев сукна. А иногда капли попадали и на открытые части тела. Как достижение, нам показали закрытую печь с кислородным дутьем. В помещении, где она стояла, действительно серным газом почти не пахло. В кислородном цехе мастер показывал жидкий кислород, разные фокусы с ним, например, окунал резиновую перчатку в кислород и ударял ею об стол – перчатка как стеклянная разбивалась на мелкие осколки. Где-то в те же годы на «Девятом» закрыли электростанцию и построили высоковольтную линию электропередачи от завода, прорубив просеку в лесу между «Девятым» и «Семнадцатым». Потом вдоль этой просеки стали строиться дома, а в продолжение просеки был построен мост через разлившуюся речку, но это много позднее. Электростанцию я часто вспоминаю, потому что на ней впервые познакомился с миром техники. Двигателем электростанции был локомобиль – паровая машина – что-то вроде паровоза, у которого только одно колесо - маховик, расположенное вверху над котлом. Топка котла топилась дровами. Маховик играл роль шкива и ременной передачей был соединен с электрическим генератором. Обслуживала электростанцию смена из двух человек. Это были заключенные - так называемые пропускники. Жили они в зоне, но на работу ходили свободно без конвоя. Они были и за кочегара, подкидывающего дрова в котел, и за механика, следящего за работой механизмов, и за электрика, включающего электричество потребителям. Они же и ремонтировали при необходимости оборудование. Я там часто бывал, со многими работающими был знаком, они многому меня научили, и сейчас я очень сожалею, что не помню даже их имен. Чем же мы, дети, занимались во внеурочное время? Конечно, многие помогали родителям по хозяйству, но и на детские забавы время находилось. В нашем доме было много детей, и он какое-то время был тем центром, где часто собирались и играли ребята со всего поселочка. Игры были немудреные: летом - лапта, «чижик», городки, гоняли «попа», зимой - прятки. Принадлежности для игры в основном делали сами. Лапту, «чижика» и городки знают все. А вот гонянье «попа», по-моему, изобретение местное и, наверное, требует пояснений. Суть ее нехитра – выбирается место старта – обычно у какого-то столба. Берется рюшка от городков, ставится на «попа» на каком-то расстоянии от стартовой линии и все поочередно бросают городошную биту (у каждого участника своя), стараясь сбить «попа». При попадании «поп» катится вперед. Водящий устанавливает его на том месте, где «поп» оказывается и биту кидает следующий участник. Первый бросок у всех участников игры всегда от стартовой черты, а последующие – с того места, где бита оказалась в результате предыдущего броска, правда при условии, что «поп» загнан уже дальше. Заходить за линию «попа» нельзя. Так и гонят «попа» пока не промахнутся все. А гнали, бывало, почти до шестой биржи. Но вот все промахнулись. Тут водящий хватает «попа» и со всех сил бежит к месту старта. Остальные хватают свои биты и несутся следом за ним. Если водящий бежит тихо и игроки догоняют его, то они могут подгонять его, тыкая битой в «пятую точку». Хоть и не старались причинить больно, но некоторые тычки бывали достаточно чувствительными. Водящий подбегает к месту старта и ударяет «попом» о столб. Все должны остановиться в момент удара. А затем битой попасть в столб. Не попавшие – кандидаты на водящего в следующий раз. Были в этой игре и еще кое-какие правила, комментарии игроков, например, по поводу лежащего «попа» и нерасторопности водящего. Игра, на мой взгляд, жестковатая. Но почему-то желающих играть было всегда достаточно. Строили качели и качались до одурения. Был популярен еще такой снаряд: доску серединой клали на бревно. Два человека становились на концы доски и, поочередно прыгая, подбрасывали друг друга. Как-то старшие братья Баженовы сделали турник - началось повальное увлечение турником. Осенью, когда река замерзала, и пока ее не заметало снегом, катались на коньках и играли во что-то похожее на хоккей. Зимой мы катались на лыжах на «Попковских горках». Я не знаю, кто придумал это название, но оно связано с фамилией Попковых, живших в доме на краю оврага, расположенного за плотиной в юго-восточной части поселка. Катание часто заканчивалось «кругосветным путешествием» по холмам, протянувшимся на юг от этих горок. Зимой же популярны были прятки. Играли в них всегда только с наступлением темноты. Прятались за изгородями, за поленницами с дровами, зарывались в снег и ползли, вжимаясь в него, к месту, где был водящий. Поленницы, бывало, разваливались, за что мы получали порцию матюгов от хозяев. Особенно не везло почему-то поленнице дяди Миши Семашкина, а он был мастером на крепкое словцо, да и жена его тетя Варя тоже «за словом в карман не лезла». У тогдашних жителей Пуксоозера особым почетом почему-то пользовался прфессиональный праздник «день рыбака». Был он летом, устраивались массовые гуляния, мужики «на природе» обязательно принимали «на грудь», устраивали футбольные баталии, стрельбу по воронам, что, впрочем, было чревато последствиями (могли и ружье конфисковать), поскольку летом охота запрещена, а значит и стрелять нельзя. На сайте в статье о Пуксоозере есть следующее: «Но это чудо-озеро в опасности! Немногие сегодня знают, что оно не дитя природы, а творение рук человеческих. С началом строительства завода в 39-м году прошлого века возник вопрос его водоснабжения. На местной речке Пукса построили дамбу, и проблема была решена. За более чем 60 лет водохранилище завода превратилось в шикарное озеро. Но надолго ли? За годы существования водоема плотина прогнила, озеро того и гляди "растворится" в маленькой речушке Пукса». И далее: «Большинство пуксоозерцев не мыслит поселок без озера. Для них давно ясно: не станет озера - еще хуже будет и поселку». Это не совсем соответствует действительности. Озеро является все-таки «дитем природы», а не «творением рук человека». Помнится, наша соседка тетя Валя Баженова, жившая в поселке до 39-го года, рассказывала, что озеро было и раньше, а на месте разлившейся сейчас речки был луг, кое-где росли деревья. Кстати, от деревьев остались пни, на которые часто садилась лодка, если отклониться от фарватера. Высота плотины сейчас, если не ошибаюсь, не более 5-6 метров, а в озере мы намеряли глубину до 15 метров, испытывая собственноручно сделанную конструкцию лота. Кстати, раньше плотина была ниже, по крайней мере, на метр, канал не соединялся с речкой, чтобы вода в завод поступала чище. Жители, живущие вдоль канала брали в нем воду для питья. По дамбе между речкой и каналом мы прогуливались, катались на велосипеде. Я думаю, дамбу нарастили потому, что начало канала совсем занесло песком и воды стало не хватать. Раньше канал ежегодно чистили и ремонтировали, но только ниже регулятора. А выше его - самое начало - не чистили, и песок уже тогда уменьшал первоначальную глубину. На озере был остров, правда, он образован был в основном из плавающих крепко переплетенных корней растений, но центральная часть острова держалась за возвышающееся дно. После наращивания дамбы вода поднялась выше, и остров сорвало с места, но и сейчас там мель. Все это не трудно проверить. Если сейчас плотину разрушить и воду спустить (только постепенно, может быть даже не за один год), то озеро все равно останется. И пуксоозерц  |
|
   
   |
